Мне случается встречать людей, чьи желания очень сильны. Они вызывают разные чувства - когда восхищение, когда раздражение.
Иногда мне случается встречать людей с ампутированными желаниями - они навевают тоску и холод, и ужас перед будущим.
Я хочу порадовать их - но не знаю чем, потому что они ничего не хотят. Теплится в них, кажется, одна надежда - чтобы у других тоже отсекло суетные их желания, чтобы перестали уже мельтешить.
Ампутировать человеку желания просто - надо нагрузить его множеством тяжелых рутинных дел, вбить "надо", и на желания не останется сил. Надо - непременно чтобы картошка со своего огорода, плитка в ванной цвета слоновой кости, испанская, обстирывать всех и бережно, руками, и гладить простыни, и приносить в дом не менее, чем Петров, иначе ты не мужчина, и холодец к новогоднему столу, иначе ты не хозяйка, и варенье это, смородиновое, которое никто давно не ест.
И, наверное, глаженые простыни могут приносить радость, а холодец - точно может. Только когда нет желаний, радостей тоже нет. И гладятся эти простыни, и варятся говяжьи ножки с выражением холодной решимости, словно сама жизнь от них зависит, - а жизнь уже переведена в акры простыней, в кубометры холодца.
Поедая этот холодец - становишься соучастником убийства человека. Очень хорошего человека обычно. У плохого желания так просто не отнимешь.